Писатель Любко ДЕРЕШ: «Если бы меня призвали, пошел бы воевать, но добровольцем не пойду никогда»

Любко Дереш стал популярен еще в 18-летнем возрасте. Сейчас ему 31, и теперь «самый молодой украинский писатель» сравнялся по возрасту со многими другими своими товарищами по цеху. За 15 лет, прошедших со времени первых публикаций, Любко пережил кризис, дважды женился, освоил новые профессии, увлекся йогой и издал новые книги.

— Любомир, вы начали писать рано: первую книгу опубликовали, когда вам было 18 лет. Каким образом вы выделялись среди сверстников в детстве?

— Детство мое было обычным. Я родился в хорошей семье. У меня дома были интерес­ные книги: энциклопедии, атласы. Сверстников я удивлял какой-то интересной информацией. Например, читал книги о динозаврах, а потом пересказывал прочитанное. Но при этом был совершенно бездарным в плане подвижных игр. Меня первого находили или догоняли. Играл в футбол я в лучшем случае на воротах или в роли судьи.

— В 80-е была знаменита Ника Турбина, начавшая писать стихи в восемь лет. Пик ее славы пришелся на детство и отрочество, во взрослой жизни она себя так и не нашла. Вы пять лет ничего не писали. К вам тоже прирос штамп «самого молодого украинского писателя»?

— Да. Истории наши чем-то похожи. Мне нужно было понять, могу ли я написать то, что будет восприниматься не только как книга самого молодого автора. Мне стало непонятно, для кого я пишу.

На протяжении пяти лет я занимался разными вещами, связанными с литературой и совершенно далекими от нее. Получил второе высшее образование — практического психолога. Работал также редактором журнала, вел рубрику в телепрограмме, выступил однажды в роли гида во время поездки в Индию, организовывал культурные мероприятия. А еще сотрудничал с театром «ДАХ»: писал сценарии для небольших спектаклей. Потом мне надоело все. Я понял, что должен уехать из Киева, поменять всю свою жизнь. И я отправился в Египет, где прожил год.

Там я читал книги, которые лежат в основе человеческой культуры: Веды, раннюю китайскую литературу, скандинавские саги, Бхагавад-гиту. И начал находить исчерпывающие ответы на свои вопросы.

Кроме того, в Египте я женился. Первая жена вернула меня в литературу — вдохновила окончить роман. А затем я написал еще три книги.

— Это же не так просто — взять со­рваться и уехать в другую страну жить, тем более если вас не ждет там рабочий контракт. Чем зарабатывали на жизнь?

— У меня были сбережения, которые я накопил благодаря своей литературной деятельности. Кроме того, я проводил занятия по медитации и йога-тренинги. Это моя квалификация как психотехнолога. Но главное — у меня появился заряд, который дала мне семейная жизнь.

— Отношения с будущей женой развивались стремительно — вы сразу решили жениться?

— Мы живем в стремительное время. И я был достаточно решителен на тот момент. Есть такая точка зрения, что мужчина просто так не женится, а только если его к этому подведет Бог.

— Ну или если девушка забеременеет...

— Да, в нашем обществе так часто происходит: Бог находит такой путь. У меня пока нет детей. Просто в какой-то момент я почувствовал, что хочу взять ответственность за этого человека, понял, что не хочу случайных и безответственных отношений. А жену я знал еще до поездки в Египет. Но именно там я понял, что у нас много общих интересов. Правда, оказалось, что этого недостаточно для брака.

Мы развелись так же стремительно, как и поженились. Развод был нашим обоюдным решением. Мы с первой супругой изучали различные философские школы, практиковали йогу, у нас возникли философские расхождения. Сейчас я женат второй раз.

— Ваша вторая жена тоже занимается йогой. В принципе, девушки, практикующие йогу, для вас более привлекательны? Может, дело в том, что они что-то большее умеют в сексе?

— Не в интиме дело. Меня привлекает личность в первую очередь.

— Вы оба раза заключали брак официально. Мужчины, особенно творческих профессий, зачастую стремятся к свободным отношениям. Почему вы решили, что вам нужен штамп в паспорте?

— У меня за плечами несколько гражданских браков, которые заканчивались драматично для девушек. Как правило, жить в гражданском браке предлагают муж­чины, а не женщины. И мужчине проще заканчивать отношения. А женщина всегда менее защищена, гораздо дольше переживает раз­рыв. Однажды я понял, что если я хочу дожить до старости, мой путь не дол­жен быть усыпан трупами и разбитыми сердцами.

— Но ведь соблазны подстерегают на каждом шагу. Тем более писатели могут влюбиться во что-то эфемерное: улыбку, походку, поворот головы. Как вы боретесь с искушением?

— В Бхагавад-гите говорится, что там, где поначалу сладко, со временем становится очень горько. И наоборот: горечь может иметь сладкое послевкусие. Когда возникали соблазны, я их пресекал, спрашивал себя: зачем тебе это? Зачем сдерживаться? Позже понял, что умение управлять собой — это благо, своеобразная гигиена. Например, неразборчивость в еде ведет к несварению. Так и в отношениях — должна быть чистота и переборчивость.

— У вас есть девушки-подруги, а у жены друзья-парни?

— Нет. Мы договорились с ней прервать контакты с противоположным полом. Наши отношения ведь тоже начались с дружбы, а привели к браку. Семья — это экосистема, предполагающая ответственность.

— Есть мнение, что писатели страшно завидуют друг другу. Вы столкнулись с этим чувством по отношению к товарищам по цеху?

— Да. Мне знакомо это чувство: кто-то более популярен, к кому-то чаще приходит вдохновение. Йога помогла мне понять, что зависть — это заблуждение. Это лишь означает, что ты неправильно понимаешь то, что у тебя есть, и то, как человек, которому ты завидуешь, пришел к тому, что есть у него.

— Вы как-то говорили, что доходили в своей жизни до крайностей. Это связано с приемом каких-то препаратов или наркотиков?

— Я экспериментировал с психотехниками, голодовками, недосыпаниями, ядами, формами альтернативных мировоззрений. Стремился к экстремальным переживаниям и в этом поиске доходил до крайности. В итоге понял, что в любых состояниях остается твое «я». А свобода, которую дают состояния измененного сознания, относительна. Настоящую свободу можно обрести только в том случае, если ты все делаешь осознанно и используешь право собственного выбора.

— В отличие от многих украинских писателей вы обошли стороной тему Майдана в творчестве, да и вообще остались в стороне от этих событий. Объясните вашу точку зрения.

— Мне важно было соблюдать трезвость ума. Я не принимал участия в Майдане, не присоединялся ни к одной из враждующих сторон. Литература — долгоиграющий проект. У меня есть более высокий уровень мотивации. Я ощущаю себя не украинцем, белым человеком, галичанином или писателем. Я себя понимаю как душу и живое существо.

Окончилась эра национальных государств и объединений, и должны быть найдены более глубокие основы для того, чтобы жить вместе. Если бы мы объединились с Западом или Америкой против России — это такой же нонсенс, как если бы мы воевали с Россией против Запада. Все равно где-то будут страдать люди. Украине нужно искать объединяющие факторы, а не разъединяющие.

— Вас агитировали выйти на Майдан, например, ваши друзья?

— От друзей претензий не было. А вот некоторые читатели не восприняли моей позиции. Понимаете, я не могу поддерживать какие-то политические мероприятия, потому что по-другому смотрю на жизнь вообще. Нам долго пудрили мозги идеологией. В СССР у человека забирали возможность проживать свою жизнь как таковую. Но не человек для государства, а государство — для человека.

— А если бы вас призвали на фронт, вы бы пошли воевать?

— Пошел бы. Я гражданин Украины и, конечно, не могу уйти от закона. Другое дело, что я никогда не пойду добровольцем.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter